За окном было уже темно, а Софи в одной ночной рубахе задумчиво лежала на канапе, подложив под спину множество подушек, то и дело играясь пальчиками кистями, которыми те были украшены. Княжна смотрела на окно, задрапированное четырьмя парами занавесей от прозрачной грубоватой миткали до изысканной парчи, отделанной галунами и бахромой, но ничего не видела. Она погрузилась в воспоминания нынешнего дня, которые обрушивались на её хрупкие плечики, вызывая то томные вздохи, то горькие слёзы.
Софья Сергеевна пыталась обо всех рассудить, но противоречивые чувства терзали её, кусая за рёбра. Целя вереница воспоминаний витала в белокурой головушке: скромный мягкий голос Пьера, блистательные, но подлые Ле Гоффы, в особенности льстивые волочения Натаниэля, молодые парижанки, весёлый кучерявый хохотун Моджер и, конечно, Анри. Софи, вздыхая, несколько раз произнесла его имя, будто пытаясь запомнить его вкус. Ей хотелось сердиться на него за тот прилюдный поцелуй с прислугой или за то, что он влюблён в свою кузину, за каждую колкость, произнесённую в тот вечер, за вольности Элайн. Она и сердилась, швыряла подушки, а потом собирала их и, уткнувшись носом в мягкую баррикаду, окропляла тафту каплями своих слёз. А потом всё проходило, когда в памяти всплывало их прощание: на руке горело напечатление его ладони, лучистый тёплый взгляд будоражил воображение, слова извинений утешали сердце. Что-то, воющие внутри, становилось смирным, и наставали минуты блаженной радости, предвкушение новой встречи, наивные девичьи чаяния, но проходило и это. Память лихо подбрасывала огорчения, и Соня вновь поддавалась безудержному гневу.
В подобной лихорадке прошла вся ночь, уснула барышня, возбуждённая своими приключениями, лишь под утро, когда все свечи превратились в жалкие плоские огарки, а в саду стояла лёгкая завеса тумана, сквозь которую пробирались первые робкие солнечные лучи.
К своему удивлению, проснулась княжна через пару-тройку часов, когда начала скрестись по углам дворня. Открыв глаза, она по-прежнему не находилась в Кощино, перед взором была та же изумрудная спальня в обоях с набивным по трафарету рисунком и расписным рельефным потолком, те же многослойные занавеси, канапе с резной спинкой, маленький круглый столик, ширма, огромное зеркало в золочёной кучерявой раме, катоньерка на изящных ножках и несколько пуфов, всё сверкало непривычным обилием золотой отделки, витиеватые формы которой, будто вьюнком или диким виноградом окутали всю комнату.
Софи чуть не взвизгнула от радости, но не спешила щипать себя за щёки, надеясь как можно дольше задержаться в этом удивительном месте, которое так разбередило её душу. От непокоя доспать так и не удалось. В груди бушевала буря эмоций и предвкушений, заставляя сердце колотиться с удвоенной силой.
Некоторое время Оболенская бродила по комнате, разглядывая каждый её уголок, насытившись изучением, она дозвалась до горничной, чтобы та помогла ей заняться туалетом. К счастью Сони, пришла не Жанет, а светловолосая девочка лет двенадцати, которая представилась как Бланш. Она наполнила эмалированный таз водой, принесла полотенца и, неловко управляясь с ключами, принесла из гардеробной несколько платьев и целую корзинку цветов, бантов, лент, перьев и муслиновых кружев, небольшую дневную фижму, свежую рубаху и корсет. Софья долго мучилась выбором, но в итоге облачилось в нежное, привычно молочное, но с тонкими полосками и рисунком на верхнем слое необычной юбки с красивой брошкой пояса на талии.
Пока девочка тщательно взбивала и подкручивала волосы молодой госпожи, Соня разглядывала множество баночек с помадами и белилами, пудрениц с пышными пуховками, но не знала, что именно стоило делать со всем этим богатством. Она попросила Бланш помочь ей и девочка с радостью и энтузиазмом принялась за дело.
Когда в комнату, вальяжно зевая, заглянула Жанет, она прикрыла рот рукой и, не в состоянии сдерживаться, ушла хохотать в коридор, представляя себе, какой «ослепительной красавицей» предстанет princess Sofia перед хозяевами. Малютка Бланш явно неумело перестаралась: замазала всё лицо толстым слоем белил, нарисовала густые брови, на веки нанесла золотистой краски, щёки разрумянила в половину лица и криво подкрасила губы коралловой помадой. Софи неуверенно посмотрела на себя в зеркало, видя откровенное чучело огородное и слыша смех за дверью, прогнала Бланш, будто та это нарочно. Рыдая, она судорожно смывала с себя краску, когда в двери скромно прошмыгнула светленькая женщина лет тридцати или больше. Эжени глубоко и почтительно поклонилась гостье дома, не поднимая опущенных глаз.
- Ваше Сиятельство, я прошу простить мою дочь, она не хотела разгневать Вас. – кротко произнесла служанка. – Позвольте я помогу Вам.
Софи недоверчиво покосилась на женщину, но та так бережно протёрла её щёки от грязных разводов, ласково коснулась её волос, поправляя гребнем, что княжна невольно прониклась расположением к добродушной прислужнице. Эжени привела русскую госпожу в порядок, услаждая её взору и слуху. Они разговорились, Софи много расспрашивала, а женщина с охотой отвечала, насколько хватало её знаний. Она так напоминала заботливую Грунечку, хотя и была совсем другой, к тому же вдвое старше, но удивительным образом располагала к себе.
- Эжени, ты будешь мне подругой? – выпалила Софи, ощущая одиночество, которое вдруг исчезло в присутствии горничной. К тому же Софью Сергеевну так распирало от впечатлений и мыслей, что не поделись она ими, те загрызли бы её изнутри насмерть.
- Разумеется, Ваше Сиятельство. – с улыбкой ответила служанка, удивлённая такой радушной простотой русской княжны.
- И обещаешь хранить мои секреты? – строго и серьёзно уточнила Соня.
- Даю слово, мадемуазель. – уверила Эжени.
Софи рассказала ей о своих тревогах бессонной ночи, женщина слушала, кивала, добавляла комментарии, которые утешали гостью.
- Это Париж, Ваше Сиятельство, если кажется, что мужчина влюблён в десяток женщин – его сердце свободно, будьте уверены.
После разговора по душам, горничная приоткрыла окно, стал громче слышаться гомон народа с улицы, несколько компаний каких-то бедняков и куртизанок из предместий гордо прошагали вдоль живой изгороди.
- Эжени! – окликнула её Софи, когда та уже прикрывала за собой дверь. – Пожалуйста, не покидай сегодня дом. В городе может быть не безопасно, я точно знаю! Скажи, я приказала.
Женщина поклонилась и кивнула, решив, что молодая барышня просто не хочет отпускать её от себя. Заперев дверь, Эжени чуть не налетела на свою дочь, которая всё это время сидела возле корзины с бельём, оставленную служанкой у порога.
Софи скучала по своему платью и вновь свыкалась с тугим корсетом. В комнате, изученной вдоль и поперёк, становилось скучно. Золочёные часы на камине как раз пробили девять, и барышня выскочила из спальни, пытаясь отыскать хозяев дома или какое развлечение.
Найдя тихий уголок с диваном возле окна и непосредственной близостью благоухающей вазы со свежими цветами, Сонечка устроилась там с найденным в спальне романом «История кавалера де Грие и Манон Леско», с которым ей уже выдалось познакомиться прежде в библиотеке покойной матушки. Не найдя ничего лучше, Софи уткнулась в книгу, и сама не заметила, как сон сморил её.

Голоса зазвучали, словно из плотного густого тумана – бережной плены крепкого сна. Восклицания искренней радости, которые хоть и были произнесены по-французски, но будто относились к какому-то иному, недосягаемому наречию. Княжна завозилась, непроизвольно потягиваясь спросонья, сон был так сладок и необходим после бессонной ночи, что Софи прощалась с ним нехотя.
Чувства возвращались постепенно: аромат свежих цветов из напольной вазы, шаги, голоса, ставшие чёткими, ноющая боль затёкшей спины и шеи, легкое онемение руки, жаркий поцелуй припекающего солнечного луча на щеке. Соня прикрыла ладонью зевок и, потерев глаза, наконец узрела пробудившийся мир. От неловких движений книга покатилась по её коленям, но барышня успела ухватить её за корешок, прижав к туго стянутой груди.
Софья была растрогана увиденным, перед ней не было хорохорившегося Анри, с долей строгой величественности и снисходительного сомнения, как не было и тихого умудрённого юноши Пьера. Оба брата, сбросив свои светские личины, словно котята ластились к светловолосой женщине, от которой так веяло теплом, исключительной добротой и добродетелью. Соня была ещё слишком юна, чтобы делать глубокомысленные выводы о сердечных свойствах Бертранов, но интуитивно ощущала, что им не чужды простые радости привязанности и любви.
Дабы не смущать хозяев, Софи ни единым звуком или движением не нарушала премилой картины. Эжени рядом с юношами, больше похожими на маленьких непоседливых мальчишек, казалась ещё старше, но это нисколько не угнетало её осеннюю красоту, лишь добавляя большей мудрости мягким чертам её приятного лица. Удивительно, с каким радушием Анри, который казался отстранённым и нисколько не чувствительным, приветил дочку простой служанки. В нём не было и толики пренебрежения или высокомерия, язвительности или бахвальства, а взгляд, который удалось издали уловить гостье, был поразительно чист и ласков. Может ли статься, что это и есть настоящий Анри, забывшийся в собственной радости и оттого подлинный?
Пьер первым обратил внимание на русскую княжну, которая успела приобрести сидячее положение и вполне бодрствующий вид, хотя голова её была ещё тяжела ото сна, а на щеке зияла вмятина от ладони.
- Доброе утро, месье, – только и нашлась сказать Оболенская, лучезарно улыбаясь, будто деля с Бертранами их нечаянную радость с долей того смущения, которое испытывают гости, застав нечто домашне-сакральное. Она тут же вскочила с дивана, сделав положенный реверанс, с трудом справившись с тем, куда при фижме девать руки, потому непривычно для себя приподняла локти. Впрочем, вышло лучше, чем вчера и следующий поклон мог бы даже претендовать на дитя грации.
Бланш ринулась к своей матери, ещё помня гнев молоденькой госпожи. Пряча лицо, она смирно поклонилась, Эжени тоже легко склонила голову, будто напоминая себе, после пылкого воссоединения с молочными сыновьями, своё истинное место, чем ещё больше восхитила Соню подобной почтительной скромностью.
- Вы любите Эжени? – несмотря на вопросительную интонацию, это было скорее очевидное утверждение. - Я тоже стала её любить. – простодушно заверила княжна, подойдя ближе и мимолётно взяв женщину за руку. - Она может остаться при мне? Я не хочу видеть Жанет. – капризно добавила Софья Сергеевна, но в этой прихоти было больше горечи, обид и огорчений, чем в обычном сиюминутном порыве знатных особ. Жанет не стремилась нравиться русской гостье, она в лучшем случае равнодушно выполняла свои обязанности, не думая шевельнуть пальцем больше положенного, её тёмные глаза обжигали неприветливыми угольками, движения были резки, а на лице то и дело появлялась едкая ухмылка, за которую Вера, будь то её крепостная, дала бы девке звонкую затрещину. Вера Сергеевна, обыкновенно само спокойствие и рассудительность, вмиг могла статься истинной фурией, гнев которой приобретал более чем осязаемые плоды наказания. Софи же, извечно пребывающая в избытке чувств, будь то славных или дурных, в действительности лишь сотрясала воздух, но была слишком добродушной, чтобы причинить кому-либо истинное целенаправленное зло.
Видя Жанет, Софи думала и о том, как рьяно та пытается при случае привлечь внимание Бетрана-старшего, с какой жадностью ищет его взгляд, с каким бесстыдством приняла его поцелуй. Не имея доказательств или мыслей, женская природа легко распознаёт чужие привязанности, даже когда не может толком разобраться в собственных. О смущении служанки Соня давно позабыла под гнётом своих нынешних страданий.
Ещё с утра Софи решила, что не станет более думать об Анри и приструнит сердечные волнения, потому как ей, русской княжне, не престало быть наивной ланью, бегущей в лапы хищника, который погубит её, выпьет кровь, обглодает кости и, насладившись, забудет, словно вкусный сытный обед, не первый и не последний. Софи была тщеславна и горда, к тому же полна книжных идеалов любви, которые сотворили её мнение и заложили теперь в сердце каменный бастион, хоть и не особенно прочный. Давешнее прощание с Бертраном-старшим перед сном будто артиллерийский залп, оставило бреши в этом бастионе, и всё же стены его ещё крепко стояли, заслоняя пугливые истинные чувства.
- Месье Пьер, здесь в книге есть несколько слов, которые я не поняла, Вы не поможете мне с переводом? – удостоив Анри лишь мимолётного взгляда, княжна остановилась возле Пьера, разве что не взяв его под руку, проявляя нарочитый интерес к его особе.