Экипаж плавно покачивался, поскрипывая, передвигаясь по грязной замощённой улице под отдающее в ушах мерное цоканье копыт. Уж лучше нестись верхом по заезженной колее просёлочной дороги, особенно после летнего дождя, смочившего пыль и налившего травы особым свежим ароматом душистых стеблей и сладковатым полутоном только что срезанной зелени. В Париже не было этой натуральной искренней живости, один камень, чёрствый, тяжелый и фальшивый, лишь натёртый до полагающегося приличием блеска где нужно, да гнилое дерево, внешний антураж во много иллюстрировал и сердца большинства горожан, съехавшихся сюда в поисках лучшей жизни за размен наивности и праведности. От них у Анны не осталось ровным счётом ничего, а потому она чувствовала себя в суетливой меркантильной столице как в своей тарелке.
Проезжая по улице Кассет, Миледи осторожно посмотрела за расшитую алую занавеску с золотой бахромой -  кажется, даже у экипажа был испанский акцент. Мендоза же был в чопорном чёрном, какая блажь, впрочем, в темноте легче скрыть свои пороки, рокочущие внутри беспокойными бесформенными тенями. Перебирая пальцами по набитому брюху, он заговорчески улыбался, моргая как ребёнок, которому пообещали лакомство. От нетерпения он вот-вот норовил сорваться и припасть своими безобразно пухлыми губами к нежной коже спутницы, но она одним взглядом сдерживала натиск порыва. Улыбаясь с поддельным трепетом, Анна думала, как же Мендоза глуп и жалок, удивительно, как такому человеку доверили дела государственной важности. А чем, в сущности, он лучше неё? Почему он может свободно дышать воздухом, был мерзким слабым червяком с титулом и деньгами, а ей место в тени и на виселице? Те, кто борются за жизнь, способны на решительные смелые поступки, обречены на гибель, чтобы жили такие мерзавцы и трусы. Это не справедливость. Ришелье не отдавал приказа, но Мендоза не достоин жизни. С ласковой улыбкой на устах и ненавистью и глубоким презрением в сердце, Миледи де Винтер вынесла испанцу смертный приговор.
Экипаж остановился и последний раз качнулся, будто облегчённо вздохнув, избавившись от увесистого гостя. Миледи вышла следом, взглянув на стены и близлежащие окна. Таверна на вид внутри и снаружи была довольно опрятной, хозяева были требовательны и скупы, но на одну ночь будет довольно и этого. Испанец с бахвальством затребовал лучшие комнаты, Анна старалась держаться с достоинством, но не дешёвым самодовольством: в бытность графини она привила безупречные манеры и отменный вкус семейства Ла Фер. И всё бы шло как по маслу, если бы Мендоза не успел наткнуться на задиристого мальчишку, да ещё и раззадорить его. Смуглая кожа с налётом бронзы, миндальные глаза и неисправимое упрямство – сразу видно уроженца южных провинций Франции, темпераментных и неугомонных. Металл скрежетом поприветствовал присутствующих и, самое главное, Мендозу, в глазах которого забилось отчаяние. Анна не была бы против, если бы незнакомец заколол его, меньше грязи на собственных руках, но с этим стоило повременить, дело ещё не было окончено. Женщина приблизилась к ним и коснулась плеча толстяка, пристально глядя на юношу, скорее советуя взглядом, а не требуя, убрать шпагу. К тому же рядом с дамой он едва ли осмелится сделать выпад.
- Пойдёмте, дорогой. Этот пьяный выскочка не стоит вашего внимания.
Мендоза хмыкнул и задрав нос устремился в комнату. Анна одарила незнакомца особенным взглядом, полным интереса и симпатии, и скрылась за следом за испанцем.