Борджиа - или Борха - это испанцы, и как все испанцы, они имеют нрав горячий, пылкий, страстный. Влюбчивый и самоотверженный. Родриго не сомневался в том, что Лукреция, его прекрасная юная дочь, больше походящая на ангела, чем на человека, унаследовала черты своего рода. Сейчас она кроткая, как овечка, робкая, как утренний цветок, ибо у ее жизни еще утро, но и сильная духом, как воин, решительная, как королева. Если еще не проявились испанские черты, то они либо дремлют, либо уже осторожно показывают себя, не попадаясь на глаза ни Папе Римскому, ни самой Лукреции.
Ответ дочери раскрывал ее доброе и любознательное сердце. Родриго верил ей, они с заморским гостем действительно могли обсуждать обычаи своих стран. Лукреции это полезно, ни от кого она не узнает так много о других государствах, как от жителей их. Она поймет, что не везде живут так, как в Риме. Что существуют на свете миры, совсем не похожие на тот, в котором повезло родиться ей. Что есть дикари, есть язычники, есть те, кто и не слышал о едином Господе Боге. Но страшно будет, если заморский гость ее очарует. Это сделает предстоящие ей страдания еще ужаснее. Ей и без того будет нелегко.
- Сразу трех, надо же, - без удивления отозвался Папа. Часть его сознания уже готовилась к предстоящему разговору. - Он немного приукрасил, жен у его народа может быть и больше, а уж наложниц...
Папа Борджиа не закончил фразы, предоставляя Лукреции возможность представить огромное количество несчастных женщин. Признаться, он и себе позволил их представить, только вряд ли это видение было целомудренным и достойным Отца церкви.
- Благо, наши законы не позволяют такого разврата, поэтому муж и жена всегда единственные друг для друга.
Как отец, Родриго устыдился, что учит дочь тому, что заведомо ложно. Кому, как не ей, незаконной дочери Папы, знать, как хрупка в это время святость брака. Однако как Папа Римский он успокоил себя тем, что сказанное им - действительно закон, и его надо знать в первую очередь.
Святой отец остановился и задумчиво посмотрел на двор, освещенный ярким солнцем. Могло показаться, что он залюбовался пташкой, танцующей на розовом кусте, и что он совсем не услышал вопроса дочери. На самом деле, он услышал его более чем отчетливо, и хотя готовил ответ уже довольно долго, всё не решался произнести его. И не птичку он видел, а маленькую светловолосую девочку, весело бегающую по этому двору. Отголоски памяти давали о себе знать.
Он посмотрел на Лукрецию, печально улыбнулся и спрятал руки за спиной. Ее чистые, невинные глаза говорили о святой наивности, в то время как Родриго ощущал тот груз, который вот-вот по его вине упадет на эту юную душу. Уже одной этой новостью он лишит ее детства.
Но так надо. Во имя благополучия Папского престола и их семьи. И, разумеется, государства.
- Лукреция, ты еще очень юна, - начал Папа. - Однако ты достаточно взрослая для того, чтобы послужить Папскому престолу и своему роду, имя которому Борджиа.
Фамилия прозвучала гордо, не зря она занимала священный престол.
- Теперь ты, Лукреция, не только наша дочь, - продолжал Родриго, - но и дочь Папы Римского. И дочь Папы Римского... должна выйти замуж.
Родриго затих, наблюдая за Лукрецией и стараясь уловить каждое движение ее души, отраженное в ее взгляде. Ничего, она сильная девочка, она справится. Она Борджиа.