Каждый раз, когда Иван Иванович уезжал куда-нибудь по своим хлопотам, как и теперь к уездному ходатаю по частным делам, оставляя своего сына на хозяйстве, Анна подвергалась разного рода экзекуциям со стороны Владимира, стоически и смиренно выдерживая его едкие нападки.
Нынче Корфу-младшему вновь захотелось напомнить воспитаннице отца её истинное место, и он, без лишних церемоний прервав репетицию Анны, на глазах всей дворни отправил её за шампанским, дабы угостить друга, ожидавшегося в гости. Стоило видеть глаза Полины, которая чуть не лопнула от удовольствия, лицезря эту сцену, как ей казалось, абсолютного торжества справедливости. 
Бредя по мощёной дорожке наперевес с бряцающими бутылками игристого вина, из-за которых её бледная и холёная, благодаря заботам барона, ручка стала иссиня-бледной с красными саднящими разводами, девушка размышляла о том, отчего Владимир так ненавидит её. Её доброе сердце не желало видеть в том зла, а разум надеялся лишь на одно: выяснить, наконец, в чём её вина, и получить прощение, которое принесло бы в дом Корфов желанный мир и спокойствие, столь зыбкое и эфемерное в настоящий момент.
Было немного зябко, и Анна посильнее укуталась в расшитую накидку, прикрывающую плечи и часть воздушного нежного платья цвета чайной розы, на голове капор, обитый той же тканью, рюшами и цветами, из-за которого виднеются светлые, будто обгоревшие под безжалостным светом палящего солнца, завитые локоны, придающие личику девушки ещё более ангельский вид. Впрочем, сейчас Анна с трудом прятала слёзы, она как-то невольно замедлила шаг, возвращаться в поместье так не хотелось. Не от того, что придётся, подобно Польке и Варваре трудиться по дому, подобные заботы не тяготили Аннушку, но перспектива видеть яростно сверкающие глаза Владимира, его едкие ухмылки и раздражение, пугала.
- Барышня, позвольте вам помочь, - раздался басистый и хриплый голос из-за спины. Анна вздрогнула и обернулась. Рядом стоял невысокого роста мужичок, ободранный, грязный и смердящий, лицо его опухло, было щербатым, а на одном из глаз красовался яркий фонарь. В взгляде Анны был не столько страх, сколько сочувствие и всё же она не стала полагаться на добропорядочность незнакомца.
- Благодарю, я сама, - тихо отозвалась девушка и опасливо припустила вперёд, не оглядываясь, под звяканье бутылок, пока не налетела на кого-то в полумраке переулка, ойкнув от неожиданности.

В медленно сгущавшихся сумерках всё казалось мрачным: улицы скромного уездного городка, переходящего в деревню, мощёные даже не камнем, а деревянным настилом, унылые фасады домов, чаще бревенчатых с прикрытыми к ночи ставнями и редкими огнями. Стоило поторопиться, хотя до поместья было меньше версты.
Удивительно, будто чёрт, незнакомец оказался снова прямо перед носом Анны, которая не знала: креститься или звать на помощь. Так или иначе, мысли её были услышаны небесами и рядом раздалось гулкое цоканье копыт и твёрдый, но весьма галантный мужской голос. Офицер лихо спешился и девушка, наконец, смогла разглядеть его лицо, хотя могла поклясться, что и не видя его, по одному голосу сумела бы узнать Михаила Репнина, обходительного и весьма приятного друга Владимира, причину, пусть и косвенную, её вечерних путешествий.
- Князь, - мягко пролепетала она, присев в лёгком поклоне, когда незнакомец, приняв свою неудачу, поспешил прочь, - рада Вас видеть. Её личико засияла от искреннего удовольствия внезапным обществом Михаила Александровича. Признаться, в тайне она мечтала увидеть Мишеля вот так, в уединении. Ведь известно, что молодой Корф не позволит им даже вести мирную беседу, непременно прогонит воспитанницу отца, напомнив, что она не ровня его другу.
Смущаясь от того, что Михаил застал её в такой неловкий момент, Анна протянула ему свою поклажу, которая красноречиво звонко задребезжала, переходя в руки поручика.
- Благодарю. Я просто проходила мимо, - с застенчивой улыбкой заговорила девушка, выдумывая оправдание, - и вспомнила, что Вы с Владимиром Ивановичем любите это шампанское, а последнюю бутылку Полина чуть не разбила о Карла Модестовича, нашего управляющего, - со смехом добавила она, что в действительности не было выдумкой.
Стоя возле коня поручика, Анна заботливо погладила его вдоль морды и похлопала по шее, тайком поглядывая на мужчину с волнением в груди. Весь день она ждала его приезда не менее, а скорее даже более самого Владимира. У неё из головы не выходила их последняя встреча, прощальный взгляд Мишеля, его ласковая улыбка, силуэт, который она наблюдала из окна своих покоев. В это мгновение она воистину поверила, что всё случается к лучшему и тот гнев, что обрушил на неё Корф давеча стоил того, чтобы так непринуждённо увидеться с князем Репниным.
- Вы к нам надолго? – с нескрываемой надеждой в голосе поинтересовалась Анна. – Мы завтра даём в театре барона "Персея и Андромеду" по Софоклу.
Разумеется, роль прекрасной дочери Кассиопеи досталась Аннушке, жаль только, что достойного Персея не нашлось, и из драмы, коей была пьеса, выходило чёрт-те что, ввиду того, что печь на кухне выдавала больше эмоций, треща и пыхая паром, нежели крепостной горе-актёр.

Будь Платонова хоть каплей схожа с Полиной, не удержалась бы, чтоб заметить об управляющем что-то вроде того, что тот аки таракан кухонный выживет даже если прихлопнуть и растереть, но, какие бы подлости не творил означенный господин Шуллер, Анна злобу никогда не таила и ко всему подходила с должным смирением.
- Карл Модестович живее всех нас, - добродушно смеясь, заметила девушка, также смутившись прежним словам князя о её случайной прогулке за угощением. Ей бы хотелось сказать Михаилу, что забота о нём для неё отрада и, ради его благосклонной улыбки, можно было бы хоть за десять вёрст в одиночку с любой поклажей. Щёчки девушки покраснели, она и сама удивилась подобному порыву мыслей, которые то и дело устремлялись к другу Владимира долгими вечерами, поутру, за игрой на фортепиано. Иван Иванович так усердно старался сохранить положение своей воспитанницы, что сама крепостная Аннушка стала мечтать, что может быть ровней таким прекрасным знатным дворянам, как князь Репнин. Разве она дурна собой? Разве манеры её не отточены, в глазах не горит скромное достоинство, а ум не полон тех знаний, что положены любой благовоспитанной мадемуазели? Только стальной взгляд Владимира в мгновения подобных мечтаний резал крылья, будто голубку терзал коварный бесчувственный коршун. Как раз в этот момент поручик заговорил о Софокле и Анне представилось, что она обречённо прикована к скале, вокруг в морской пучине жутким чудовищем виднеется Корф, а Репнин, истинный Персей, героически спасает её от ужасной участи. Почему-то такое сравнение вызвало в головушке крепостной смех, наверное, от того, что Владимир не такое уж и чудовище, чтобы желать покарать его, хотя выглядело бы это в исполнении закадычных друзей более чем забавно. Пьеса с самого начала казалась Анне близкой, - Андромеда в оковах, призванная отвечать своих отцов и тем обречённая. Ей, разумеется, грех жаловаться, но клеймо крепостной, которое так старательно прячет её опекун, едва ли когда-нибудь сотрётся. То же, что ставить подобное чересчур для крепостных – было правдой. Трагедия превращалась в комедию и то дешёвую, но барон понимал, что Анне нужно тренироваться на чём-то более серьёзном. Хотя бы так и искренне расцветал душою, когда видел воспитанницу на сцене. Анна смущённо и скромно опустила глаза, когда князь восхитился её таланом.
- У античных авторов, как известно, сложный язык, Михаил Александрович, - с улыбкой ответила она, - не всякому и образованному человеку иной раз дающийся, что уж говорить о наших крепостных. Но они стараются! – заметила девушка, искренне ценя то, что они пытаются играть как могут, хотя и выходит нелепо.
- Мне нравится эта пьеса, - заметила Платонова с каким-то тайным мечтательным вздохом. – Она дарит надежду, что любые роковые оковы можно разрушить силой любви. – Девушка взглянула на молодого человека и на некоторое время задержала взгляд на его мягком добродушном взгляде и отвела неловко и поправила голос. – Сын Зевса у нас – сын кузнеца, который ещё надеется, что выступать всё же не придётся. Анна рассмеялась, поправив шляпку, которая накренилась от порыва ветра.