У каждого человека должен быть дом. Ну, по крайней мере, так считается. Домом Вейна был Нассау. Не потому, что сюда Чарльз возвращался после своих рейдов, и не потому, что здесь он всегда мог найти хибару для ночлега, девок и выпивку, и даже не потому, что здесь жила Элеонор Гатри. Была более глубокая причина, из-за чего Вейн считал Нассау своим домом.

У каждого человека должен быть идеал: женщина-мечта, богатство, власть, сила, а может быть, всё сразу и как можно больше! Идеалом Чарльза Вейна была Свобода. Именно так, и именно с большой буквы. Он не знал, где родился и кто были его родители, но он с раннего детства вкусил, что такое быть рабом. Будь Вейн примитивным, как большинство обитавших на Нассау пиратов, он может быть, до сих пор оставался бы рабом, или пополнил бы собой очередную команду, которая с переменным успехом грабит, а потом, рано или поздно, попадает на виселицу. При чём "рано" - более вероятно, чем "поздно". Но наверное, родители Вейна оказались из более высокородной прослойки общества, иначе чем объяснить, что он обладал живым, подвижным умом, который даже рабство не низвело до более примитивного и бесчувственного состояния? Он верил в то, что Свобода - это высшая ценность, которая только может быть у человека. Пожалуй, ничего больше он не поставил бы рядом со Свободой. И на порядок ниже Свободы, но на такой же важной ступени для Вейна стояла... вот не поверите: верность. В том несправедливом мире, в котором он жил, где каждый готов продать каждого ради пригоршни монет, а иногда даже ради их призрака, где любой капитан оставался капитаном только до тех пор, пока не появлялся более ловкий парень с хорошо подвешенным языком и не поднимал против него бунт (а иногда обходилось и без ловко подвешенного языка, просто потому, что команде вдруг втемяшилось в голову, что "ну не нравится нам этот капитан!") - в общем, в мире Вейна было трудно сохранить веру в верность. А Вейн считал, что верность должна быть, потому что в противном случае не стоит даже пытаться выйти в море. У него были свои причины верить в то, что даже пираты обязаны сохранять хоть кому-то верность. Никому и никогда Вейн этих причин не открывал. Он вообще был скрытен, любил больше слушать, чем говорить. Но если говорил - никогда не лукавил. Ложь претила ему ничуть не меньше, чем предательство.

Однако, чтобы жить свободно, оставаясь в обществе других людей, на том же Нассау, нужно иметь деньги. Чарльз Вейн не ценил золото само по себе, он мог легко расставаться с деньгами, и придавал им значения ровно столько, сколько по его мнению они заслуживали. Ничего у него не дрожало и не тряслось от радости, когда он находил в очередном трюме взятого на абордаж корабля кучу золота, жемчуга или иных ценных с точки зрения всех остальных людей предметов. Для Вейна всё это было - лишь признание того, что он по прежнему свободен, и по прежнему живёт так, как его устраивает. Тем не менее, Вейн просто не мог позволить, чтобы некоторые личности вроде капитана Флинта, например, завладели несметными богатствами и подмяли под себя Нассау. Флинт Вейну не нравился, и вызывал куда более сильные чувства, чем золото. Вейн с самого начала, с самой первой встречи, ощущал в капитане Флинте какую-то внутреннюю червоточину, нечто гаденькое и подлое, сродни предательству. Был ли Вейн прав? Он об этом не задумывался, но для себя самого насчёт Флинта уже всё решил: этот человек не должен получить вожделенное испанское золото, потому что оно не пойдёт на пользу Нассау.

Именно по этой причине, в один прекрасный, солнечный, а между нами говоря, вполне обычный день, Чарльз Вейн явился в бордель. Ему нужна была информация, которая помогла бы отстранить Флинта от золота, или уж опередить его, и потопить всю эту чёртову кучу денег, пусть они лежат на дне океана!

Только очень наивный человек не понимает, что бордель - это не просто место, где можно трахнуть шлюху. Матросы, особенно если они в подпитии, очень болтливы, и иногда ухитряются поведать своим временным "подружкам" такие сведения, коих не раскрывают вообще никому, ни под каким видом. Но начинать с порога спрашивать, кто согласен на него поработать, Вейн не стал. Это было бы не менее глупо, чем разбалтывать секретные планы. Он просто пришёл, один, привычно цепким взглядом осмотрел нижний зал заведения на предмет того, не болтается ли тут кто из команды Флинта, из его собственной команды и команд ещё парочки капитанов, за которыми Вейн предпочитал присматривать. Наверное, брезгливо-скучающее выражение на его собственном лице как нельзя лучше показывало в этот момент его мысли. Он думал о том, что сегодня большая часть этих девок ему не годится. Да, они могли быть весьма миленькими в постели, и наверное, он не прочь был бы поваляться в обнимку с парочкой таких мягких шлюшек. Он кстати, никого и никогда зря не обижал, так что как клиента его могли даже предпочитать многим другим. Но ему нужна была такая шлюха, которая поймёт, что ему от неё надо, согласится и сделает всё так, как надо, не возбудив ничьих подозрений. Поэтому для начала, Вейн просто отыскал глазами тех двух-трёх, которые могли бы подойти для его целей. Потом пошёл выпить, размышляя, кого же их трёх претенденток избрать, и остановился на четвёртой. Её звали Макс, и она крутила какие-то шашни с Элеонор. Если бы Вейн своими глазами это видел... Да ничего бы он не сделал. Он не собирался пихаться со шлюхой из-за этой светловолосой бестии, которая почему-то занимала в душей Вейна больше места, чем ему бы хотелось. Ну, с Гатри он потом поговорит. Сейчас он здесь не за тем, чтобы демонстрировать свою необъяснимую страсть к женщине, которая стала женщиной благодаря его стараниям много лет назад, и всё ещё не давала ему покоя. Он нашёл глазами Макс, и просто посмотрел на неё пристально, не делая никаких знаков. Только прикоснулся на секунду к карману, давая понять, что у него есть деньги, которые он готов потратить. И остался на месте, вроде бы отдавая предпочтение рому.

Догадается, что она ему нужна - сама подойдёт. Не догадается - значит, не судьба, надо попробовать с другой. Вейну нужна была сообразительная девушка.