Из очередного рейда бригантина под командованием капитана Вейна вернулась с необычным грузом: пиратский плавучий дом был нагружен не испанскими пиастрами, не французским коньяком, и не джерсийской шерстью или голландским сукном,  а ворванью и китовым усом, а в капитанской каюте стоял небольшой сундучок, доверху набитый кусками драгоценной амбры. Все это дорогостоящее сырье было снято с китобойного судна «Левиафан», которому не посчастливилось встретиться со «Странником» на обратном пути в Нантакет. При том, что на «Левиафане» не было пушек, бой выдался жарким. Силы схватившихся в рукопашной команд были равны: в китобои шли такие же отчаянные ребята, что и в пираты: уйти на два, а то и три-четыре года в плавание с риском потерять здоровье, а то и саму жизнь ради нескольких бочек китового жира были способны только те, кому терять уже было нечего. Привыкшие выходить на утлом вельботе навстречу громадине из жира и мяса, вооружившись лишь гарпунами, матросы «Левиафана» мало чего могли испугаться и дрались, как обезумевшие морские дьяволы. В результате кровавой бойни на палубе китобойного судна осталось лежать равное количество трупов и обеих команд. Оставшиеся в живых обозрели последствия кровавой бани и скрепили договором воцарившийся мир. Все уцелевшие китобои дружно перешли на борт «Странника», прихватив с собой бочки с ворванью. В результате капитан Вейн обзавелся обновленным составом, в числе которого были: голландец, немец, три соотечественника его собственного квартирмейстера Рэкхема, один из которых говорил на таком чудовищном кокни, что сам Рэкхем, проведший в Лондоне первую дюжину лет  своей жизни, временами с трудом его понимал, желтолицый китаец, два бывших раба, черных, как демоны ада, похожий на викинга швед с соломенными волосами, спускавшимися до самых лопаток,  а венчала всю эту кучу разношерстного отребья  полудюжина полукровок, чьи прабабки умудрились согрешить с личностями неизвестного вероисповедания и происхождения.
Джек Рэкхем, правая рука капитана Вейна, в данный момент сидел в захудалой таверне и, потягивая из грязной кружки скверный ром, наблюдал за игроками в кости. Двое были местного разлива, третий – тот самый швед, который переметнулся с «Левиафана» на «Странник». Джеку было очевидно, что его приятель мухлюет: кости в его стаканчике были с секретом и падали на нужную сторону. Оставалось лишь ждать, когда это заметят его партнеры по игре. И тогда в таверне станет так же жарко, как в аду. Джек был человек миролюбивый и предпочитал улаживать дела при помощи слов, а не ножей или бутылок с отбитыми горлышками. В задумчивости, вызванной необходимостью принять решение, он уставился на муху, ползавшую по залитому ромом и жиром столу: уйти или остаться? Соломенный швед способен был справиться с половиной сидевших в таверне моряков одной левой, так зачем ему, Джеку, подставлять свою шею под чей-то нож? Джек допил ром и опрокинул опустевшую кружку вверх дном, заключив обленившуюся муху в подобие оловянной темницы. 
В таверне висел застарелый запах немытых тел, сажи от чадившего очага, густого перегара и кое-чего еще: острого возбуждения, которое всегда возникает в местах, где собираются давно не видевшие женщин мужчины. Джек понюхал рукав своего потертого, но когда-то роскошного камзола с серебряными пуговицами: он был щеголь и всегда брал себе какую-нибудь вещицу из гардероба богатых пассажиров с захваченных «Странником» кораблей. От обшлага рукава несло мускусным запахом – им пропитался и корабль, и все, кто на нем был, включая корабельного кота. Джек задумался над парадоксом: он знал, что из китового жира делают спермацет, а амбра – не что иное, как отвердевший побочный продукт пищеварения кашалота и считается одним из сильнейших возбуждающих средств похлеще шпанских мушек. Но черт возьми, девки на квартирмейстера отчего-то не вешались, несмотря на то, что от него благоухало мускусом за пару-тройку морских миль. Рэкхем обвёл взглядом полутемный дымный зал в поисках какой-нибудь весёлой девчонки – служанки, которая не прочь провести часок с бравым моряком, который в отличие от многих своих товарищей по оружию умел навешать на женские уши такой длинной и развесистой лапши, что куда там коку-китайцу со «Странника», а его яичную лапшу хвалил сам капитан и уминал с таким аппетитом, что за ушами трещало. Но в таверне не было ни одной "киски" (Джек был джентльменом и где-то даже поэтом и предпочитал называть всех девушек "кисками" независимо от их происхождения и рода занятий). Вместо кисок ром разливал белобрысый угрюмый увалень с большим чирьём на лбу. Джек побарабанил пальцами по липкой столешнице и решил, что больше ему в этой дыре делать нечего. Но тут из тёмного угла донёсся чей-то писк: тонкий, отчаянный и жалкий.

Отредактировано Jack Rackham (2015-08-14 16:45:20)