В то самое время, как Дворец Извечного покоя, вопреки его названию, сотрясали страсти, в Покоях светлых пейзажей та, чье имя императрица брезговала произносить, при помощи девочки-служанки камуро совершала последние приготовления перед тем как появиться пред сверкающими очами Небесного хозяина. Покои светлых пейзажей предназначались для проживания наименее влиятельных среди императорских наложниц – то была уступка императора своей властной и ревнивой жене. Пунцовый, как спелая вишня, ротик красавицы исказила презрительная гримаска: ревность! Какой отвратительный порок! Для знатной дамы не может быть ничего постыднее этого чувства. В любимом ею театре Но для обозначения женской ревности существовало целых одиннадцать масок, в то время как для мужской – всего одна, да и она скорее была выражением ярости и мести за поруганную мужскую честь. Сама Рэйко никогда бы не унизилась до ревности, да и повода для нее не было и не будет: ее сердце свободно и таковым и останется навсегда. Представив, как у Кадзуко под влиянием пагубной и разрушительной страсти зубы приобретают золотистый оттенок, а затем краснеет лицо и вырастают рога и клыки*, Рэйко еле заметно усмехнулась и подумала о том, что императрице пора бы уже заказать себе новое кимоно: с орнаментом из треугольников** Но сразу вслед за выражением превосходства и легкого презрения на ее кукольном набеленном личике появилась тень почти детского испуга: она вспомнила, что дух ревнивой женщины часто превращается в злобного ханя и вселяется в соперницу.

-Что с вами, госпожа? – обеспокоенным тоном спросила камуро, заметив странную и быструю смену выражений на лице хозяйки и на мгновение прервав свое занятие: она заканчивала трудиться над пышным и сложным бантом на поясе ярко-желтого кимоно, украшенного орнаментом из нежно-зеленых побегов бамбука: пояс у таю завязывался спереди. – Может быть, скушали что-то не то во время утренней трапезы?

Рэйко моментально вернула на лицо непроницаемую маску спокойствия и невозмутимости:

-Да, возможно, что и так, - вынужденно согласилась она. - Никак не могу привыкнуть к копченой оленине, милая моя Якиэ.

В окия, где она выросла, еда была, как правило, весьма простой, за исключением трапез, на которых присутствовали гости. Гости...Один из них, даймё Мори Хиданари и привез ее сюда. Мысль о дайме вновь придала таю сил и бодрости: каков хитрец! Подгадал к дню Быка одиннадцатой луны: в этот день, выпадавший на середину месяца, во дворце Извечного покоя проводились смотрины танцовщиц, все из которых были дочерьми чиновников (в том числе и провинциальных)  и придворных для последующего их участия в празднике Обильного света. Собственно, именно из той же высшей прослойки отбирали и императорских наложниц. Дайме схитрил: выдал ее за единственную дочь своего дальнего и давно умершего родственника из провинции Тёсу, который в свое время якобы отдал девочку в лучший  окия Киото – подобная практика не была ни позорной, ни двусмысленной для представителей разорившихся или захудалых родов. Положение же искусной таю среди жриц любви было подобно положению императрицы среди придворных дам. Эта ложь была необходима для того,  чтобы хоть как-то оправдать присутствие Рэйко среди наложниц благородной крови. Владелица таю, разумеется, в любой момент подтвердила бы эту наспех состряпанную легенду: дайме щедро оплатит ее соучастие...Разумеется, она всех затмила и поразила императора настолько, что он оставил ее во дворце вместе с юной камуро Якиэ – вот кто был настоящим сокровищем: нежная, как лепесток сакуры, услужливая и верная, двенадцатилетняя служаночка была единственным лучиком света для таю, которую дружно возненавидели все без исключения наложницы Небесного хозяина.  Кроме разве что одной – Мидори, дочери чиновника пятого ранга, безропотной и наименее привлекательной из всех.

-Какой танец вы исполните сегодня, госпожа? – спросила Якиэ, снедаемая любопытством.

- Черные волосы...Но возможно, император вместо этого захочет послушать как я пою и играю на сямисэне..., - и Рэйко тихонько замурлыкала народную песню о девушке и ее женатом возлюбленном, - О дева милая из Сакуро, лодку останови свою...

[NIC]Рэйко[/NIC]
[AVA]http://s9.uploads.ru/56DWd.jpg[/AVA]

Отредактировано Eleanor Guthrie (2015-08-06 12:34:21)

Воздух  Дзекедэна был насыщен ароматами черных благовоний, гармонирующих с зимним временем года: согревающей тело и душу гвоздикой, терпкой и пряной,  и изысканным, дымно-смолистым сандалом, навевающим мысли о лужицах талого снега и ручейках расплавленного сургуча. Но несмотря на эти равно умягчающие и бодрящие сердце благовония, прямой потомок Аматэрасу выглядел вялым, как перезревший плод умэ*. Казалось, он унаследовал от прародительницы своего рода склонность время от времени удаляться в темную пещеру мрачного расположения духа и сегодняшний день не стал исключением. Что было тому истинной причиной – распри и интриги его подданных или же холодное супружеское ложе, его новая наложница не знала, но прекрасно понимала, что любые душевные хвори можно исцелить тем же  снадобьем, которым воспользовалась  Амэ-но удзумэ для того, чтобы выманить из тьмы на свет и снова заставить сиять и смеяться солнцеликую богиню Аматэрасу, и этим снадобьем был танец. Разумеется, Рэйко не могла обнажиться на глазах у придворных, как это сделала первая танцовщица, заставив весело смеяться богов. Не собиралась она плясать и на перевернутом чане под бой барабанов и протяжные звуки флейт. Один только взгляд на кислое лицо императора  заставил ее утвердиться в своем первоначальном намерении исполнить танец о девушке, холодной зимней ночью ожидающей встречи с возлюбленным: это был знак того, что и сама исполнительница горит желанием поскорее развязать пояс на своем кимоно в покоях своего божественного любовника. Рэйко надеялась, что подобная перспектива немного развеселит и взбодрит Небесного хозяина. То, что в числе зрителей неожиданно оказалась императрица Кадзуко, ее нимало не смущало.

Тихие протяжные звуки музыки рассеяли наступившую тишину как мерные капли, падающие на мерзлую землю с подтаявших сосулек на крыше. Голос певца, аккомпанирующего Рэйко, был также протяжен и негромок, но проникал в души слушателей. Танцовщица заскользила по гладкому полу, плавно взмахивая рукавами кимоно. Медленное вступление должно было смениться короткой и неожиданной для зрителя концовкой: Рэйко особенно любила этот стиль именно за заложенное в нем стремление в внезапному и резкому завершению, сравнимому с последней и пугающе яростной вспышкой пламени в затухающем костре.** Выполняя все положенные рисунком танца движения, она внимательно следила за лицами зрителей и с тщеславным удовлетворением прирожденной лицедейки заметила, что многие из них покрылись росой из слез. Император сидел неподвижно и только еле заметное подрагивание его рук говорило о скрытом волнении. Приближаясь к финалу, Рэйко выхватила из череды знакомых  лиц, уже успевших надоесть ей за две недели пребывания во дворце, нечто восхитительно новое: прекрасное молодое лицо, резко выделявшееся среди скучных придворных масок. "Видимо, какой-то проситель должности из дальних провинций", – отметила она про себя, ни на мгновение не забывая о последовательности танцевальных поз и сохраняя на своем собственном личике полную неподвижность: только ярко-алые губы, казавшиеся полнее и чувственнее благодаря добавленным в густую помаду кристалликам сахара, чуть дрогнули, - таково было внешнее проявление ее внутреннего восхищения обликом неизвестного самурая. Впрочем, восхищение это не имело ничего общего с сердечным волнением юной девушки: точно также она бы восхитилась изящным рисунком в свитке или узорчатой тенью, отбрасываемой стройным кленом на светлую стену дома.

Танец закончился, голос певца и переливы сямисэна смолкли. Рэйко приблизилась к главному зрителю и с поклоном протянула ему танцевальный веер, на котором было написано стихотворение, сочиненное ею специально для сегодняшнего случая:   

Алая помада, прозрачные слезы...
В сердце пылает костер
Но не может согреть оледеневшие в разлуке пальцы
Снег ложится на мой сиротливый футон,
Серебрит смоляные волосы...***

_________________________

*Умэ – японская слива, плоды которой маринуют, засаливают, а также используют для приготовления вина.
**техника «дзё-ха-кю» : «введение, разрушение, внезапность»
*** Видоизмененные строки из современной баллады Микихико Нагаты, сочиненной специально для танца гион коута

[NIC]Рэйко[/NIC]
[AVA]http://s9.uploads.ru/56DWd.jpg[/AVA]

Отредактировано Eleanor Guthrie (2015-08-14 09:02:10)

Ни один мускул не дрогнул на снежно-белом личике любимой наложницы государя. Но в сердце ее занималась метель: гнев и досада на самое себя свивались в вихри, грозившие потерей лица. Вот оно что! Этот красавец, которого она мысленно сравнила с кленом, не заурядный проситель должности при дворе. Как она промахнулась, не сделав правильного вывода из  самого главного: того, что молодой самурай занял  место подле императрицы. И как дерзко он обратился к Небесному хозяину! Будто он и не подданный императора, а посланец  всесильных богов...А ведь дайме предупреждал ее: не будь излишне доверчивой, все придворные и их многочисленные родственники –  лживые и коварные оборотни, готовые вонзить тебе в сердце свои ядовитые клыки. На слова  Кадзуко она не обратила никакого внимания: пусть себе тешится ревностью...

Еще раз низко поклонившись своему великому по принятому государственному уложению, но чрезмерно слабому по существу любовнику и покровителю, Рэйко попятилась и заняла место у ширмы, на которой кисть художника изобразила прелестную сцену: две белоснежные цапли распластали крылья над морем цветущих сакур. Сама бы она предпочла, чтобы Котохито прочел вслух ее корявые вирши: ведь молчание - это признак слабости, а император должен быть сильным. Неужели спустит с рук самураю его дерзкий и непростительный выпад? О! Она была бы счастлива увидеть, как этот стройный клен сгибается под порывами яростного вихря гнева государя, как ломаются его тонкие ветви, украшенные алыми листьями, как горячая кровь струится из глубокого разреза на его стволе: по мнению таю, то, что позволил себе этот человек, должно было быть искуплено только посредством сэппуку.

[NIC]Рэйко[/NIC]
[AVA]http://s9.uploads.ru/56DWd.jpg[/AVA]

Отредактировано Eleanor Guthrie (2015-08-14 22:01:38)

Как бы прискорбно слаб ни был мужчина, женщина вынуждена казаться еще слабее. Рэйко застыла у ширмы с цаплями, слушая унизительные насмешки, которыми осыпала ее Кадзуко. Что она могла ответить императрице? Ничего. По крайней мере словами. Вздорной бабе не удастся втянуть ее в безобразную свару на глазах у всего двора! Безмолвствовал и император. Рэйко пожалела, что среди придворных нет дайме Хиданари: один только взгляд его спокойных и внимательных глаз под тяжелыми, слегка припухшими веками, поддержал бы ее больше, чем посох – паломника, бредущего к храму по каменистой дороге, усыпанной кленовыми листьями.

Рука сама потянулась к сямисэну, корпус которого был обтянут змеиной кожей – инструмент ей подарил один из постоянных гостей, наездами бывавший в Киото, объяснив, что только на его родине, в Рюкю при изготовлении сямисэнов используют кожу змеи, а не кошки или собаки. Пальцами левой руки она привычно обхватила длинный и узкий гриф, правая сжала треугольный бати, сделанный из панциря черепахи. Рэйко прикрыла глаза – точь-в –точь странствующий слепой певец-годзэ, - и ударила бати по одной из трех струн. Сплетенная из шелка тонкая змейка с  шипением лопнула, а острый край плектра впился в нежную ладонь музыкантши. Рэйко открыла глаза и с недоумением обиженного ребенка, написанным на ее кукольном личике,  вытянула пораненную руку вперед ладонью вверх, по направлению к императору: на белой коже проступила узкая красная полоса, из которой кровь выкатывалась блестящими красными бусинами и падала на устланный циновками пол.

Со стороны все произошедшее выглядело как случайная неосторожность музыкантши, совершенная от волнения или по рассеянности. Но это было не так: Рэйко умирала от желания уйти, потому что  боялась, что не выдержит и заплачет, но без высочайшего позволения она не имела права этого сделать и намеренно порезала ладонь, чтобы получить предлог скрыться с глаз ненавистных насмешников. Императору было нетрудно рассмотреть красный ручеек, струившийся из ладони его наложницы. Также как и самураю, сидевшему по левую руку от императрицы: он склонил голову, как цапля на болоте, и Рэйко на мгновение показалось, что этот хладнокровный красавец собирается пронзить ее насквозь своим высокомерным презрением, как острый и длинный клюв цапли пронзает маленькую, ничего не подозревающую лягушку.

________________
*Бати – одна из разновидностей плектра для сямисэна с очень острыми краями.

[NIC]Рэйко[/NIC]
[AVA]http://s9.uploads.ru/56DWd.jpg[/AVA]

Отредактировано Eleanor Guthrie (2015-08-15 09:41:53)

Го-Мидзуноо все же отпустил наложницу при помощи  только им двоим известного знака, и Рэйко поспешно улизнула обратно в светлые покои.  Верная Юкиэ сразу же захлопотала над своей госпожой: усадила ее на футон, принесла горячей воды и, промыв и перевязав порез на руке,  принялась осторожно стирать с лица грим, по которому слёзы уже успели прочертить две извилистые дорожки. Она ни о чем не спросила, поскольку догадаться о причине расстройства таю было нетрудно.

-Хотите выпить чаю, госпожа? – заботливо спросила служаночка, когда личико Рэйко снова приобрело свой обычный вид.

- Позже, - ответила таю, - Подай мне письменные принадлежности, я хочу излить свои чувства в стихах.

Ширмы и перегородки покоев  Светлых пейзажей имели глаза и уши: об этом предупреждал ее  даймё Хиданари, да она и сама не раз имела возможность убедиться, что это так. Поэтому, желая подать весточку своему другу и покровителю, таю всякий раз прибегала к поэзии как к своеобразному шифру. Поэтические шифровки, которые она старательно выводила своим изящным почерком на гладкой рисовой бумаге, были настолько же далеки от истинных шедевров, как Киото от Эдо, но поэтессу это совершенно не заботило: главное, чтобы даймё понял, что подразумевалось между строк.

-Как же вы будете писать перевязанной рукой? – переполошилась Юкиэ, раскладывая перед госпожой все необходимое для письма.

Та лишь слегка приподняла свои тонкие брови и взяла в руки кисточку, готовясь вывести на бумаге первый иероглиф. Слезы высохли, и теперь юная таю посмеивалась над собой: слова вздорной ревнивицы не стоят даже одной ее слезинки! После недолгого раздумья она написала стихотворение и перечитала его про себя. В нем рассказывалось о насмешнице-кукушке, свившей гнездо под кипарисовой крышей и высидевшей в нем большое яйцо, а также упоминалась ведущая к храму благодатного света* лунная дорожка. Кукушка означала императрицу Кадзуко*, а яйцо – того самого молодого самурая, на которого обратила внимание Рэйко. Таю пришло в голову, что самурая с императрицей связывают родственные узы, недаром он занял место подле нее, и она сочла необходимым сообщить даймё о появлении нового лица в окружении супруги императора. Упоминая храм и луну, таю тем самым просила даймё о ночной встрече во  Дворце благодатного света.

Вдоволь налюбовавшись плодами своих ловких пальчиков, Рэйко молча отдала свиток служанке, и та, спрятав его в широкий рукав кимоно, поспешила прочь из покоев наложниц. Местом обмена посланиями между даймё и таю было глубокое дупло в стволе старого клена, росшего в дальнем углу императорского парка. К нему и направилась Юкиэ, чтобы спрятать в тайнике письмо своей госпожи.

_______________
*Кукушка в японской символике означает честь и возвышение, то есть указывает на высокопоставленную особу. Императорский же дворец в Киото был покрыт кипарисовой крышей из 39 слоев.
*Дворец благодатного света (Гиёдэн), хранилище ценностей, место совещаний

[NIC]Рэйко[/NIC]
[AVA]http://s9.uploads.ru/56DWd.jpg[/AVA]

Отредактировано Eleanor Guthrie (2015-08-21 15:42:17)